Ремарк.
Я подозвал собаку и уселся в кресло у окна. Я любил смотреть, как Пат
одевается. Никогда еще я не чувствовал с такой силой вечную, непостижи-
мую тайну женщины, как в минуты, когда она тихо двигалась перед зерка-
лом, задумчиво гляделась в него, полностью растворялась в себе, уходя в
подсознательное, необъяснимое самоощущение своего пола. Я не представлял
себе, чтобы женщина могла одеваться, болтая и смеясь; а если она это де-
лала, значит, ей недоставало таинственности и неизъяснимого очарования
вечно ускользающей прелести. Я любил мягкие и плавные движения Пат, ког-
да она стояла у зеркала; какое это было чудесное зрелище, когда она уби-
рала свои волосы или бережно и осторожно, как стрелу, подносила к бровям
карандаш. В такие минуты в ней было что-то от лани, и от гибкой пантеры,
и даже от амазонки перед боем. Она переставала замечать все вокруг себя,
глаза на собранном и серьезном лице спокойно и внимательно разглядывали
отражение в зеркале, а когда она вплотную приближала к нему лицо, то ка-
залось, что нет никакого отражения в зеркале, а есть две женщины, кото-
рые смело и испытующе смотрят друг другу в глаза извечным всепонимающим
взглядом, идущим из сумерек действительности в далекие тысячелетия прош-
лого.